Живое слово – живая память

Автор: Е.Б. Коркина

Максимилиан Волошин для Цветаевой (и не только для нее, но именно она об этом за всех сказала) был и остался Вожатым – в том таинственном, и благом, и опасном смысле этого слова, каким оно вошло в русскую жизнь из последней повести Пушкина.

Над своим прозаическим памятником М.А. Волошину М.И. Цветаева работала всю осень 1932 года, одновременно создавая и стихотворный цикл его памяти. В октябре 1932 г., среди черновиков первого стихотворения цикла («Над вороным утесом…»), М.И. Цветаева набрасывает небольшой фрагмент письма, обращенного к Б.Л. Пастернаку: “Милый Борис, я всё горюю о Максе. Не носом в подушку, а – если хочешь – носом в тетрадь, п.ч. от тех слез по крайней мере хоть что-нибудь остается.

Словом: 20-летие дружбы. Словом: большая тетрадь Живое о живом и ряд стихов, конца которому ---- “ (РГАЛИ. Ф. 1190. Оп. 3. Ед. хр. 23. Л. 36 (об.)).

Само заглавие очерка по-цветаевски многосмысленно. По жанру это некролог, слово о мертвом. Формально сохраняя эту кальку (некро—лог), вместо «лог» (слово) она ставит эпитет – живое (слово), превращая «мертвого», чья смерть и послужила поводом для написания некролога, сбрызнутого живой водой живого слова, в живого в самом названии «некролога». Заглавие определяет также и собственно-цветаевский жанр очерка: это будут живые картины, живые диалоги, живые картины прошлого, которые доднесь сохранила ее живая память.

Очерк М.И. Цветаевой был напечатан в двух книжках ведущего журнала русской эмиграции «Современные записки», 1933, кн. 52, 53.

О драматической истории его публикации необходимо сказать несколько слов, поскольку следы этой драмы хранит сама форма документа (оттиска), который воспроизводится в настоящей книге.

Первоначальная суть дела, переросшего затем в конфликт между редактором журнала и автором, заключалась в превышении объема произведения. Превышение было значительным – почти на треть против условленного. Редактору эту лишнюю треть взять было неоткуда (журнал не резиновый). Ранее М.И. Цветаева, скрепя сердце, соглашалась на сокращения, которые всегда оказывались в ущерб качеству и смыслу произведения (самый резкий пример это публикация «Искусства при свете совести», которое редакторские сокращения лишили связи, превратив в собрание фрагментов), но на этот раз она вступила в настоящую борьбу.

«Противником» М.И. Цветаевой в этой борьбе был один из пяти редакторов «Современных записок» Вадим Викторович Руднев. Во многих письмах той поры Цветаева описывает перипетии этой борьбы, не скупясь на нелестные характеристики Руднева. Однако, очевидно, что в пылу борьбы и раздражения она излишне демонизирует образ своего редактора. «Руднев был честнейшим, милейшим, добрейшим русским интеллигентом, дворянином, земским врачом и эсером. Как почти все из этой среды, он мало смыслил в искусстве и не высказывал суждения о живописи и стихах. Но проза казалась ему делом простым и нехитрым. Вообще литература в России ведь только придаток, аппендикс к другим силам, ведущим борьбу с произволом. И этот честнейший зубр занимался редактированием единственного в эмиграции толстого журнала» (В.С. Яновский. Поля Елисейские. Нью-Йорк: Серебряный век, 1983. С. 28).

Сначала стороны шли на взаимные уступки, что видно на воспроизводимых страницах оттиска, в первой книге журнала на страницах 244, 254, 256, 257 строкой точек отмечены купюры, на которые Цветаева согласилась. Что же касается второй части очерка, где Рудневым были намечены к сокращению последние страницы, самый финал, — конец и апофеоз жизни героя (по замыслу автора), здесь нашла коса на камень, к спору были привлечены сторонние лица, в частности, М.В. Сабашникова-Волошина прислала письмо в защиту цельности рукописи М.И. Цветаевой. В результате В.В. Руднев уступил, конец очерка был напечатан.

Весной 1938 г., в преддверие своего неминуемого отъезда в СССР, М.И. Цветаева начала приводить в порядок свой рукописный архив. Во время этой работы она подготовила два комплекта журнальных оттисков «Живого о живом» с исправлением опечаток печатного текста и с восстановлением по своей рукописи выпущенных при публикации фрагментов – этих вставок  получилось 20 машинописных страниц. Один комплект оттисков со своими вставками М.И. Цветаева переслала в Прагу, В.Ф. Булгакову, для созданного им Русского культурно-исторического музея. Этот комплект и воспроизводится в настоящей книге. На обложке, в которую В.Ф. Булгаков поместил оттиски, хорошо виден штамп музея и написанная рукой В.Ф. Булгакова дата получения оттисков – 25 сентября 1938 г. Такой же второй комплект М.И. Цветаева привезла с собой в Москву. Сейчас оба комплекта оттисков находятся в РГАЛИ (Ф. 1190. Оп. 2. Ед.хр. 83).

После смерти Цветаевой очерк «Живое о живом» переиздавался многократно, и абсолютно все издания его не свободны, к сожалению, от тех или иных ошибок. Это положение было тем более прискорбно, что из истории первой публикации очерка было очевидно, что автор защищал свое произведение всеми возможными способами. Отрадно, что к 100-летию Дома-музея М.А. Волошина читатели смогут получить подлинный текст очерка Марины Цветаевой о Максимилиане Волошине, не искаженный ничьим посторонним вмешательством, в авторской рукописи.